Показ моды на золотом крыльце

Княгиня Юсупова, принцесса Анастасия и белошвейки-эмигрантки — действующие лица нового сезона

Мохеровое пальто с вышивкой, Chanel; шелковый комбинезон, Max Mara; туфли из ме таллизированной кожи, Dolce & Gabbana; колье Trinity из белого, желтого и розового золота с брил лиантами, Cartier

В западном сознании существует некоторое количество клише, связанных с Россией. Это яркие, порой аляповатые, сентимен­тально-романтические или напористо-авангар­дист­ские картинки, которые каждая из нас давно выучила наизусть. К самым трогательным, неизменно вышибающим слезу, относятся светлые образы семьи последнего царя Николая II — трепетные барышни в кружевах и бархате, шелковых блузках с высокими воротничками. Они прячут руки в муфты и кутаются в непременные меха.

Разумеется, царская семья — не единственный источник вдохновения, скорее собирательный образ. К нему примыкают окруженные ореолом легенд прекрасные эмигрантки первой волны, немало, как известно, потрудившиеся на благо французской моды. Именно о них думали Мария Грация Кьюри и Пьер Паоло Пиччоли, создавая кутюрную коллекцию Valentino. Платья с названиями «Волга» и «Павловск», пальто и жакеты с воротниками-стойками (которые по каким-то странным, одним итальянцам известным причинам называются kazak), оторочка крупными золотыми цехинами, золотое и серебряное шитье, рытый бархат, словно подернутый серебристым инеем, диадемы, достойные русских царевен.

Valentino Haute Couture; Dries Van Noten

Итальянские дизайнеры, чья коллекция стала жемчужиной в короне кутюрной недели в Париже, утверждали, что именно князь и княгиня Юсуповы, самая красивая и самая загадочная пара русской эмиграции, послужили им источником вдохновения. Причем не только и не столько их породистые лица и драгоценные костюмы, сколько судьбы — вообще судьбы людей, которые потеряли все и сумели начать жизнь заново, что звучит более чем современно. Новая жизнь была связана с модой — они стали манекенщицами и вышивальщицами, швеями и вязальщицами, добавив аристократического шика простым ремеслам. Не в последнюю очередь благодаря им мода встала в достойный ряд высоких искусств.

Mary Katrantzou; Oscar de la Renta

Впрочем, если положить руку на сердце, то русское (или то, что казалось русским) вошло в моду лет на десять раньше благодаря дягилевским сезонам. Конечно, нам теперь понятно, что в бакстовских костюмах было больше пряно-восточного, византийского, варварского. Но для европейского глаза именно это и казалось загадочно-привлекательно-русским. Вообще дягилевские сезоны — это такой всеобщий цитатник, сходство с ними можно найти повсюду, потому что там было всего много и все это было очень талантливо и неожиданно. Дрис ван Нотен, например, утверждает, что обнаружил фантастическое сходство между молодым Нижинским и Дэвидом Боуи тридцатилетней давности. Благодаря этому открытию в новой коллекции его героини, обычно такие трепетно-женственные, приобрели андрогинные черты, а привычные восточные мотивы сменились русскими лоскутными платьями. Пальто стали похожи на тверские крестьянские рубахи, а жакеты — на наши старинные душегреи.

Анна Павлова в «Русском танце», 1910; Леон Бакст, эскиз костюма Царевны для балета «Жар-птица», 1910.

В платьях Николя Гескьера для Balenciaga при желании можно разглядеть супрематические трапеции, а у Mary Katrantzou орнаменты повторяют золотую вязь яиц Фаберже и розы павловопосадских платков. Эскимосские капюшоны Oscar de la Renta, отороченные пушистым мехом, наводят на мысли о следах, оставленных татаро-монгольским нашествием в русском костюме. Буквально крытые золо­той краской свитеры-дос­пехи Stella McCartney напоминают купола православных церквей, а их простые статичные формы — прямоугольный покрой рус­ско­го народного платья, всегда объемного и словно застывшего, без изгибов и деталей.

Князь Феликс Юсупов в русском костюме, 1912; Подвеска The Ribbon Egg, коллекция Les Saisons Russes, Fabergé.

Русские мотивы возвращаются в моду с завидной регулярностью и пользуются неизменным успехом. В первую очередь — за пределами нашей страны. Еще сов­сем недавно считалось, что все «народное» у нас не пойдет, потому что напоминает о советском прошлом с его постылой идеологической установкой любить Родину. Но ситуация меняется к лучшему: вырастает новое поколение клиенток, для которых Россия — часть цивилизованного мира. Они не помнят, что точно в таких же платках ходили бабушки, приезжавшие из деревни на рынок продавать картошку. Им, родившимся гражданками мира, просто нравятся русские вышитые сорочки и платки в розах, точно так же, как нравятся ковбойские сапоги или, скажем, цыганские юбки. Так что я уже не удивляюсь, когда моя тринадцатилетняя дочь просит купить ей павловопосадский платок.

Шелковые блузка и платье, расшитое стразами и блестками, все Dolce & Gabbana; 

золотые серьги Panthère с изумрудами, бриллиан­тами и ониксом, Cartier.

Шелковое платье, Bottega Veneta; бархатные туфли, Blumarine; кожаный клатч, Balenciaga by Nicolas Ghesquière; 

золотой браслет с брил­лиантами и тигровым глазом, Privé Jewellery.

Блузка из шифона и меха лисы, Fendi; юбка из парчи, Giambattista Valli; 

 золотые серьги, Boucheron; золотой браслет с бриллиан­тами, Privé Jewellery.

Платье из парчи и кружева, Antonio Berardi; золотое колье с желтыми брилли­антами, Pasquale Bruni.

Пальто из шерстяного ламе, Stella McCartney; золотые серьги с брил­лиантами, Penny Preville.